Но вот дальнейшее повышение кратности увеличения электронного микроскопа застопорилось. Дело в том, что для фокусировки электронных пучков в нем, как и в оптическом микроскопе, используются линзы, но линзы особенные: не стеклянные, а электронные. У электронной линзы появилась болезнь, называемая аберрацией, устранить которую никак не удавалось. Между тем успешно лечить ту же болезнь - аберрацию для линз, сделанных из стекла, научились еще в XV в. Габор предложил следующий способ устранения аберрации электронной линзы: преобразовать электронную волну в световую, «подлечить» ее (устранив хорошо изученную оптическую аберрацию), вновь преобразовать в электронную и эту электронную, очищенную от аберрации, волну использовать в дальнейших исследованиях. Так удавалось повысить кратность увеличения электронного микроскопа. Правда, удавалось пока в теоретическом плане. Ведь для лечения световой волны ее нужно хотя бы на время «остановить», а еще лучше - «законсервировать», чтобы без помех уложить на «операционный стол». Перед Габором встала новая задача: как получить моментальный портрет или своего рода фотографию световой волны.
Но прежде чем приступить к рассказу о решающем опыте, подарившем миру голографию, напомним основные свойства света.
Свет - это волна
Сейчас этим не удивишь и школьника.
Но еще два столетия назад в науке безраздельно господствовала так называемая корпускулярная теория великого Ньютона. Колоссальные успехи, достигнутые Ньютоном в механике, оказали решающее влияние на объяснение им и оптических явлений. Строгая прямолинейность распространения света, на которое обратили внимание еще древние греки, утвердила Ньютона в мысли, что свет - это поток мельчайших светящихся частичек - корпускул. По Ньютону, корпускулы вылетают из источника света подобно дробинкам из ружья.
Первым, кто провозгласил, что свет - это волна, был Христиан Гюйгенс Цюйлихен.